Альберт Лиханов: «Мы не знаем, куда движемся»
Известный российский писатель и защитник обездоленных детей, основатель и председатель Российского Детского фонда Альберт Анатольевич Лиханов побывал в Таллинне. Здесь ему была вручена Международная литературная премия им. Ф.М. Достоевского.
Эта премия была учреждена в 2001 году – накануне 180-летия со дня рождения великого писателя, который, как известно, три раза бывал в Ревеле, где служил его старший брат. Особенно второй и третий раз гостил у него довольно продолжительное время. Писал, наблюдал, местные жители стали прототипами его героев…
Первым лауреатом премии им. Ф. М. Достоевского был Валентин Распутин. И вот спустя 10 лет – Альберт Лиханов. Награда вручена за произведения 2000-2010 годов, последним из которых на сегодня является роман «Слётки». Слётки - это птенцы, уже достаточно окрепшие для того, чтобы вылетать из гнезда. То есть тема та же, над которой писатель работает долгие годы: дети, детство.
– Альберт Анатольевич, теперь вас с Эстонией связывает полученная здесь премия. А раньше что-нибудь связывало?
– Первая моя переведенная книга вышла на эстонском языке - повесть «Музыка». Другое обстоятельство гораздо важнее: отец моей супруги погиб в 1941 году в Раквереском районе, у деревни Кандкюла. Ему было 27 лет, лейтенант-пограничник. Когда-то жена с нашим сыном, тогда десятиклассником, приехала сюда в надежде найти могилу своего отца. Местная женщина привела их к полю, усеянному останками бойцов… Когда сын вырос, он написал повесть «Ищу деда». У жены на войне погибла и мама. О том, как выживали дети войны, моя повесть «Голгофа».
– Вы вообще всю жизнь пишете о детях, подростках.
– Когда после университета я работал в родном городе в газете «Кировская правда», к нам в редакцию как-то пришла работница детского интерната. Шел 1960 год, глава страны Хрущев был одержим идеей все коммунизировать. В Эстонии, может, соблюдались местные традиции, а в России строились интернаты на тысячу детей. Чтобы они воспитывались в коллективе и не отвлекали родителей от ударного труда и культурного развития. А на воскресенье родители забирали детей домой.
Но были в этом интернате и 50 воспитанников, привезенных из дошкольного детдома, забирать которых на выходные было некому. Вот об этом и принесла письмо та работница. Письмо напечатали, нашлись люди, которые стали забирать и этих детей. Мы обрадовались: вот какое доброе дело сделали! А через месяц выяснилось, что 48 детей из тех 50 вернули. Я углубился в эту историю, позже она легла в основу повести «Благие намерения». Так и остался в теме.
– Причем занялись ею не только как писатель.
– Меня позвали в «Комсомольскую правду» корреспондентом по Сибири. И куда бы я ни ездил, везде интересовался, как обстоят дела с опекой детей-сирот. Оказалось, что система существует, но она крайне запущенна. Я накопил богатый материал, с ним и переехал в Москву. Будучи редактором журнала «Смена» - а значит, вхожим в высокие кабинеты, - рассказывал все, что знаю. В 1985 году генсеком ЦК КПСС стал Черненко, а я был знаком с его помощником Виктором Прибытковым, которому, конечно, тоже говорил все о том же. Этому человеку я благодарен по сей день. Как-то Виктор сказал мне, чтобы к утру составил записку. Я написал ее, из 45 пунктов, принес, к обеду генсек наложил резолюцию: «Подготовить постановление правительства». И таковое вышло - о поддержке учреждений для детей, лишенных родителей. Тогда оно распространялось и на Эстонию, а в России по сей день определяет финансовую сторону этой сферы.
– Тем не менее, был учрежден и Детский фонд. Вы ведь и к этому имеете непосредственное отношение?
– Уповать только на государство нельзя, нужна и общественная поддержка. В 1987 году, когда у власти был уже Горбачев, меня пригласил к себе председатель правительства Рыжков и слушал 3 часа 40 минут. В результате появилось еще одно постановление, а затем и Советский детский фонд им. Ленина.
Фонд в то время пользовался огромной популярностью, мы мешками получали переводы от простых людей - по 10 рублей, по рублю. Поддерживало и государство. Сейчас фонд не Советский, а Российский, имя Ленина утратил, но продолжает свою деятельность.
– Насколько известно, возглавляете вы его не в качестве «свадебного генерала», а реально. При этом остаетесь действующим писателем.
– Все рождается в муках. Писательство - тяжкий труд, черный хлеб с солью. Но есть убеждение, что он тоже нужен. Потому и отпуска, такого, чтобы просто отдыхать, у меня еще не было.
– Когда вы почувствовали интерес к литературе?
– В четвертом классе начальной школы номер 9 в Кирове наша учительница Аполлинария Николаевна Тепляшина говорила нам, что если не прочитаете такую-то книгу, дальше жить нельзя. И мы бежали в библиотеку… Тогда за 25 лет работы в школе учителей награждали орденом Ленина. У Аполлинарии Николаевны было два таких ордена. А вообще из 96 лет жизни 70 она отдала начальной школе.
У ее сестры Юлии Николаевны, тоже учительницы нашей школы, был один орден. Директор, Фаина Васильевна Лютина, которая в буквальном смысле слова жила в школе, тоже имела орден Ленина… Я из своих гонораров учредил при поддержке местных властей премию имени Аполлинарии Тепляшиной для учителей начальных классов Кировской области. Надо поддерживать провинциальное учительство, это наш последний рубеж.
– На сайте вашего фонда узнал, что одна из многочисленных программ называется «Патронат над семьей Мининых». Сказано, что ежемесячно, до совершеннолетия, дети получают дополнительную личную помощь председателя Российского Детского фонда… Однако, наверное, в России много семей, нуждающихся в поддержке.
– Минины – случай особый. Они жили на Сахалине, когда там произошло страшное землетрясение. Муж и жена потеряли четверых детей, родителей, братьев, сестер. Невредим остался только муж, который вышел на улицу покурить. Жену придавило так, что пришлось ампутировать обе ноги. Их перевезли в Хабаровск. Супруги запили.
Однажды жена сказала мужу: «Нас спасут только дети. Те, которых мы родим». И родили двоих. Они действительно родителей спасли. Для этих детей мы и перечисляем каждый месяц стипендию… А вообще, конечно, семей, нуждающихся в помощи, уйма. Я знаю море конкретных историй, ситуацию в целом. Она печальна. С этим грузом и живу.
– Каким образом сейчас финансируется многообразная деятельность фонда?
– У нас 75 региональных отделений, обычно по три штатных сотрудника в каждом. Плюс волонтеры. Деньги, как правило, собираются под конкретные проекты, под конкретного ребенка. Олигархи денег не дают, государство тоже.
– Вас в свое время долго слушал глава правительства Рыжков. А Путин, Медведев принимали?
– Путин два раза обещал принять. Но и только. Наверное, я неудобный человек.
– Меняется ли положение с детьми-сиротами, на судьбу которых вы обращаете внимание общества и властей уже в течение полувека?
– В худшую сторону. В послевоенной России было 678 000 сирот, в современной –750 000.
– Не охватывает ли вас в таком случае чувство отчаяния?
– Охватывает. Потому и боремся. И все-таки кому-то помогаем. А если еще и мы руки опустим…
– И все-таки чем объяснить столь печальные цифры?
– Мы не знаем, куда движемся, нет цели, идеи. Главной ценностью стали прибыли и доходы. До предела истончилась граница между добром и злом… Институт детства, созданный при нашем фонде, изучил положение детей в наших бывших республиках, кроме прибалтийских республик, Грузии и Туркмении. Нигде за последние 20 лет не стало лучше.
– Наверное, Эстония не стала бы исключением в этом исследовании… А что, на ваш взгляд, могло бы объединить Российский Детский фонд с Эстонским детским фондом?
– То же, что и раньше. Общее дело. Помню, как по нашим командировкам большие группы эстонских врачей ездили в Казахстан и Среднюю Азию бороться с младенческой смертностью. Она и сейчас там высока. Но мы утратили солидарность людскую. Трансформации претерпели не только государства. Мы, люди, потеряли многое от этих трансформаций.
– Сожалеете о распаде СССР?
– Говорить о сожалении по этому поводу, находясь в Эстонии, как-то неудобно… Но если честно – да, очень горько сожалею. Только это не распад, а развал, причем искусственный.
«Комсомольская правда» – Балтия», 9.11.2011