Он себе уже все доказал

Отчалил «Георг Отс» с финскими туристами. Это он, Энно Миккельсаар, таскал им чемоданы и баулы. Носильщик... Или все-таки артист? Георг Отс... А ведь он, Энно Миккельсаар, тоже баритон, те же вещи пел. Мистера Икса хоть сейчас мог бы изобразить. Да, прямо здесь, в порту. Георг Отс... Блистал на сцене, пароходы вон его именем называют, а он, Энно Миккельсаар, таскает чемоданы... Отчего так складывается судьба? Отчего у всех так по-разному? – Вы считаете себя неудачником? – спросил я однажды у Энно. – С какой стати? У меня семья, дочки. Я получил хорошее образование у замечательных педагогов, все, что задумал, то и спел. И продолжаю петь в свое удовольствие.

Отец его работал проректором Тартуского университета, потом – секретарем советского посольства в Швеции. Среди родни – министр просвещения довоенной республики. Словом, никаких намеков на музыкальное будущее Энно. Более того, по пению в табеле стояла «единица». До сих пор хранит этот замечательный документ. Просто не ходил на уроки, не мужское, считал, это занятие – петь.
Как же произошло первое знакомство с музыкой?
– Мне тогда было уже 17 лет, – рассказывает Энно. – Я случайно увидел по телевизору фильм «Великий Карузо». Услышал Марио Ланца. Не догадываясь еще, конечно, что этот великий певец станет моим кумиром на всю жизнь. Но именно в этот вечер, видимо, какой-то микроб и проник в мою душу. И сразу после фильма, на кухне, я попробовал тоже что-то изобразить голосом.  cестра посмотрела на меня удивленно и сказала: «Слушай, а ведь неплохо получилось».
– Близилось окончание консерватории, я к тому времени женился, жил припеваючи у тещи. Мой педагог Иван Павлович Алексеев был очень доволен мною, и ректор Серебряков хвалил. Приглашали в «Ленконцерт». Пеэтер Лилье, наш знаменитый дирижер, царствие ему небесное, – вот кто так круто изменил мою жизнь. Он у нас учился заочно на дирижера-симфониста, и
если бы вы видели, как уговаривал меня вернуться в Эстонию. Золотые горы обещал, роли, квартиру... Бывало, идем с женой по Невскому, а он – по другой стороне. И машет нам:
«Ну что, надумали?» Однажды даже вручил, будто вопрос уже решенный, клавир «Аттилы», ранней оперы Верди. Этцель – вот, говорит, твоя роль.
Так я оказался в Таллинне, в труппе театра «Эстония». Это было в 1977 году. И чуть ли не первое, что там Энно услышал, были такие слова: «Пока у нас есть Тийт Куузик, вы будете его дублером». Так все девять лет своей театральной жизни и провел Миккельсаар в тени одной и самых ярких звезд эстонской оперы. Тень, может, и почетная, но вдохновения она ему не добавляла. В той же «Аттиле», скажем, выступал хорошо если раз в год.

В общем, не сложилась у Энно жизнь в театре. И, как он считает, не только потому, что был в тени мастера.
– Там такая атмосфера, к которой мне трудно было прижиться, – рассказывает Энно. – Почти все – выпускники здешней консерватории, свои педагоги проталкивают своих. А я – сам по себе.
– Ведь не секрет, что каждый хорист мечтает быть солистом, а тут приехал какой-то чужак и еще на чтото претендует. И вот чувствую я эти взгляды, а мне ведь надо и за мизансценой следить, и за дирижером, с оркестром совпасть, слова, наконец, не забыть. Старался, конечно, но все равно пошли бесконечные замечания, придирки. Мол, двигаюсь плохо, скованный...
– Что, совсем безосновательные?
– Может, они и правы. Но, с другой стороны, чтобы хорошо двигаться и быть раскованным, надо ведь и на сцену чаще выходить, а не раз в месяц. Но на сцену не выпускают. Готовишься, репетируешь, а спектакля все нет и нет...

Ушел он в Дом офицеров, руководить оперной студией. Думал, что меньше, чем в театре, зарабатывать нельзя, однако в ДОФе ему платили еще меньше. А ведь семья...
Так в 42 года Энно стал учеником докера-механизатора в торговом порту. Получая две зарплаты звезды оперной сцены Тийта Куузика.
– Ты представляешь? Из оперного театра – в грузчики. А ребята вдвое моложе меня, очень простые ребята. Однако вскоре я присмотрелся и увидел, что докеры – добрее и искреннее, чем люди театра. Ну, а работа... Когда в первый день, возвращаясь домой, я выходил из автобуса, ноги подкосились, и я рухнул. Ладони в крови, кожа полопалась. Это после того, как день потаскали 72-килограммовые мешки с какао-бобами. Но постепенно втянулся, стал осваивать разные модели погрузчиков, хотя к какой-либо технике до этого и близко не подходил.
– И продолжали петь?
– Ни на день не прекращал. Это даже мешало. Представляешь, возле головы крюки летают, рычагами надо орудовать, в тебя в это время серенады да арии переполняют. У меня ведь более трехсот произведений репертуар, и все они звучат. И вслух, конечно, пел. И в трюме, и в вагоне. Ребята просили. Потом попал на угольный причал. Знаешь, какая там работа? Грейдеры вагон разгружают, а мы подчищаем. Сорок минут после смены отмываешься. Но и там пел. Ну, а потом в пассажирском порту место освободилось, вот уже три года как.
– Здесь-то, на вокзале, вряд ли запоешь, другая публика.
– Почему? Пел. Вон там, – кивнул, – где женщины посуду моют. Да хоть сейчас могу напеть!
Энно тут же взял диктофон, как держат микрофон на сцене, и исполнил на английском языке фрагмент мирового бестселлера.

– Я сейчас концерт один готовлю. Пятьдесят шесть раз уже прогнал, а удовлетворения все нет. Вообще голос звучит так, как ты хочешь, только раз в год, когда совпадут все необходимые условия – самочувствие, меню, погода... Горло – инструмент очень тонкий.
Миккельсаар готовит концерт? Но где собирается с ним выступать? Он не знает, но – мечтает. Мечтает надеть свой концертный костюм и выйти на сцену, чтобы петь для заполнившей зал публики. Последний раз это было два года назад. Уже работая докером, подготовил программу, посвященную 70-летию со дня рождения Марио Ланца, и выступил с ней в ДК «Маяк». Этой весной был также в Швеции с ансамблем Николькой церкви, который иногда приглашает Энно в качестве солиста.

Первое, что бросается в глаза у него дома – афиши былых выступлений Энно Миккельсаара, которыми обклеена стена в коридоре. Это понятно. Но портрет Высоцкого в комнате, признаться, несколько неожидан.
– У Высоцкого есть чему учиться, – объясняет Энно. – Не голосу, конечно. Искренности, мужеству... Как это у него? «Я себе уже все доказал, лучше гор могут быть только горы...» Вот и у меня так же: я доказал, считаю, что умею петь, – самому себе, по крайней мере, доказал. И что лучше романсов могут быть только романсы, еще не спетые...

А жена Галина? Довольна ли она своей судьбой, подумал я, заметив, когда мы слушали запись Энно, как она неслышно вошла в комнату и села в кресло. Легко ли согласилась коренная ленинградка на переезд в Эстонию?
– Легче, по-моему, чем Энно. – Мне был 21 год, и я была легка на подъем. Первый месяц, пока не дали общежитие, жили прямо в театре, в гримерной. Так что все репетиции, все спектакли пересмотрела. Вскоре, правда, жизнь в гримерной стала утомлять...

Мы пили чай, и они в который уже раз обсуждали уход из театра.
– Может, у тебя действительно не хватало актерского дара? – говорила Галина.
– Но я же не реализовался как артист! – горячо возражал Энно. – Меня ведь не выпускали на сцену, ты прекрасно это знаешь!
– Да, это правда...
– А когда выступал, мне аплодировали. Вспомни хотя бы «Катерину Измайлову». Разве не удавались мне мужественные роли – капралов, полководцев?
Мне не доводилось видеть Энно в оперных спектаклях, но почему-то кажется, что именно роли сильных мужчин ему действительно должны удаваться.
– Приехали мы как-то на гастроли в Ленинград, в Кировский, – продолжал Энно. – У меня была небольшая роль. Мой педагог Иван Павлович специально пришел послушать. А меня опять не поставили. Выступал один опереточный певец. Объяснили, естественно, тем, что он танцует лучше. Как будто это самое главное....
Галина в это время немного отвлеклась, о чем-то разговаривая с дочкой. Энно неожиданно грубовато толкнул ее в бок:
– Да слушай ты, что я говорю!
Встал и вышел.
– Что это он так нервничает? – спросил я у Галины.
– Переживает. Он ведь живет этим... А если б вы видели Энно, когда он работал в театре. Я записывала его выступления. Придет после спектакля или концерта – и всю ночь не спит: слушает и слушает.

Энно Миккельсаару очень нужны концерты. Не вечно же петь на кухне, аккомпанируя себе на игрушечном электропианино? (На настоящий инструмент денег не скопил.) И все же слушатели у Энно есть. Те, кому он, добрая душа, дарит свои кассеты. И мне подарил.
– Здесь, – сказал, – итальянская музыка. От эпохи Возрождения до наших дней. А также произведения эстонского композитора Марта Саара.
Помолчал и добавил:
– Здесь вся моя жизнь.

«Молодежь Эстонии» 28.12.1993