Просмотров: 1083

Коньяк для особиста, или Зигзаг удачи комбата Роозимяги

Urmas

Первое, что бросилось в глаза на рабочем столе командира батальона ПВО Урмаса Роозимяги – «Красная звезда», газета Министерства обороны России. Однако задать вопрос по этому поводу не успел – комбат взял инициативу в свои руки.

– Армия – это всегда нарушение прав человека, – заявил он.

И сразу стало интересно. Не успел обмозговать услышанное, а он уже развивает:

– Для того, чтобы армия и каждое ее подразделение в частности были подготовлены и боеспособны, необходимы три условия. Первое – квалифицированные офицеры-профессионалы. Второе – четко разработанные программы боевой учебы, материальная часть. Третье...

Мелькнула мысль – немедленно выхватить ручку и конспектировать! Но тут я вспомнил о скромной цели визита – условиться о встрече, а сейчас, увы, надо бежать в другое место. Ну, надо так надо, сказал он, сразу как-то поскучнев. Третье условие успешного функционирования армейского организма осталось невысказанным.

...Первое, что на другой день бросилось в глаза на рабочем столе Роозимяги, – отсутствие «Красной звезды». А давеча была. Все, что можно было прочитать в этом номере об армии вероятного противника, прочитано, изучено, проанализировано?

– Если вы знакомы с военной доктриной Эстонской Республики, – серьезно сказал командир, выслушав мою полушутливую реплику, – то должны знать, что вероятный противник в ней не назван.
Он не определен. А «Красную звезду» я читаю, потому что меня интересуют вопросы реформирования российской армии. И потом, при всей несопоставимости масштабов, у обеих наших армий есть и общие проблемы, например, и они, и мы считаем деньги. Как их разумнее использовать? Или статьи о военно-политической стратегии, отношении к НАТО...

НАТО? Разумеется, я не мог упустить такого случая. Об этом лишь политики разглагольствуют. А что думает обыкновенный офицер эстонской армии?

– Этот вопрос не военных, а политиков, – сказал Роозимяги. – Я знаю одно: вступление в НАТО означает переход на его стандарты по десяткам, сотням параметров. Это требует огромных средств, И я сомневаюсь, что Эстония в состоянии их в обозримом будущем найти, даже при условии удвоения военного бюджета. И вообще, этот вопрос будет решаться не в Таллинне, а в Брюсселе и в Москве...
<...>
Урмас Роозимяги – военный потомственный. Внук офицера Эстонской армии, сын офицера армии Советской. Сам отдал ей 18 лет, а теперь, как и дед, тоже служит в Силах обороны Эстонии.

– Собственно, за то, что все так получилось, я должен благодарить того, кого все проклинают, а именно – КГБ, – сообщил Урмас и хитровато улыбнулся, ожидая реакции: любит он высказываться парадоксально.

Учился Роозимяги в Киевском высшем зенитно-ракетном инженерном училище. Служил в Польше, на Украине. Там-то и ушел из советских Вооруженных Сил. Хлопнув дверью, можно сказать, ушел. В 1991 году, незадолго до путча. Друзья не понимали его. Хоть два года уговаривали, дослужи, чтобы пенсию начислили. Нет, нет и нет.

– Во-первых, после Тбилиси, Вильнюса (где армия была использована для подавления гражданских выступлений. – А.Б.) стыдно мне было форму носить, – объясняет он. – Во-вторых, еще момент... У меня все было нормально, в 28 лет я уже командовал дивизионом. Дорога лежала в академию. А тут молодой лейтенант, только что из училища, ракету загубил. Послал ее в пусковое устройство, а крылья не убрал. ЧП грандиозное, с обязательным докладом самому... Но доклада не было, замяли мы это дело. Признаюсь, с помощью отца, который служил тогда в ГРАУ – Главном ракетном управлении. Ракету отремонтировали. А особист наш прилип – что да кто, требовал подробного отчета. И не получил, естественно, его. Лейтенант, конечно, растяпа, но не губить же ему теперь карьеру из-за этого... В общем, как я потом выяснил, это наш особист включил свои механизмы, закрывшие для меня академию. Уже уволившись, перед отъездом в Эстонию, я, конечно, зашел к нему и сказал то, что любой сказал бы... А вот теперь мне хочется съездить к нему на Украину и выставить бутылку коньяка.

– Почему?

– Ну, допустим, попал бы я в академию, стал бы, возможно, генералом. Не знаю, что-то мне совсем не улыбается такая перспектива в условиях нынешней России... С Чечней еще этой непонятной... Здесь же, на родине, в Эстонии – у меня ясная цель. Ведь это самое главное – всегда видеть перед собой цель.

Но какой зигзаг судьбы! Мощнейшая армия, учения за тысячи километров, испытания современных вооружений, сотни людей в подчинении. Это вчера. А сегодня – остров Хийумаа, отдел
обороны этого полусонного уезда. Именно туда назначили Роозимяги по прибытии. Армия, которая еще только создается. Без звания, без социальных гарантий...

– Ну, и какая же у вас цель?

– Сделать свой батальон таким, каким я его вижу.

– А каким вы его видите?

– Существует два пути формирования подразделения. Первый – методом силы, кулака. Делается это так. Вызывает начальник группу старослужащих, так называемых «ночных командиров»,  ставит им задачу, дает за выполнение какие-то льготы... И действительно, часть – как шелковая. На силе, на страхе...

– И в Эстонии есть такие?

– Есть, пока еще есть... Но существует и другой метод. Это когда взаимоотношения в части построены на доверии, взаимоуважении. То есть когда про воинскую часть можно сказать, что она интеллигентна. Вот по этому пути мы и идем. Уже два года, с тех пор, как принял батальон.

– Тем не менее, вчера вы заявили, что армия – это всегда нарушение прав человека.

– Да? А, ну конечно. В какой-то степени. Ограниченность в передвижении, с утра до вечера подчинение приказам... Так вот я и добиваюсь, чтобы солдат не ощущал этой ущемленности, а
если ощущал, то минимально, безболезненно. Чтобы понимал, что забор вокруг территории не для того, чтобы он не сбежал, а чтобы чужие не пришли.

– А бегают?

– Были случаи, не без этого. Вот недавно одного изловили, вернули. В чем дело, спрашиваю. Оказалось, не может программу освоить.

Действительно, она непростая, насыщенная, а у него – семь классов... Зато у нас не было ни одного случая гибели военнослужащего, – комбат трижды сплевывает, одновременно постучав по
столу. – А всего в эстонской армии таких случаев было более шестидесяти. Много, конечно. Но меня раздражают газетчики, которые раздувают негативные моменты до невообразимых  размеров, пугая матерей, отправляющих сыновей на службу. И не замечая того положительного, что есть в армии.

– Неужели и пресловутой дедовщины у вас нет?

– Нет и ее. Можете у самих солдат спросить. (Спрашивал – действительно, говорят, нет). Дедовщиной я еще в советской армии вплотную занимался. Знаю о ней все, трактат могу написать.

– И как же вы дедовщину искоренили?

– Каленым железом, – не задумываясь, ответил командир. – Весь набор дисциплинарных взысканий использован. Так что теперь молодежь может смело к нам идти, старослужащие сами не знают, что это такое – дедовщина.

– Ты думаешь, чего я за бок держусь? – неожиданно спросил он. – Последствия вчерашнего коллективного похода на каток. Опять-таки ради микроклимата в коллективе. Да, потерял уже
навыки. Я ведь в хоккей когда-то в молодости играл... Что так смотришь? Владимирский «Моторист», вторая лига. В шахматах до первого разряда дошел. И легкой атлетикой занимался – на стометровке 10, 8 имел... Все побросал, такой, видно, характер – улыбается комбат. – Сейчас только одно хобби – рыбалка.

Однако, как выяснилось, не только на каток водит своих людей командир ради сплочения коллектива. Предпринимаются и менее приятные меры: за два года Роозимяги уволил примерно сто офицеров. Цифра представляется ошеломительной, но – он такой, колонель-лейтенант Урмас Роозимяги. И черта, возможно, еще не подведена, обронил он, вернувшись в этот день из расположения отдаленной батареи, тоже входящей в состав батальона – там какие-то неприятности.

Кстати! Вчера он начал говорить о каких-то трех условиях, необходимых для нормального функционирования воинского подразделения. И первое – наличие офицеров-профессионалов.
Напомнил ему об этом.

– Все правильно, – подтвердил комбат. – Сейчас среди моих офицеров – 80 процентов тех, что прошли обучение в Финляндии и в Германии. Грамотные, образованные люди, с широким мировоззрением. Это чувствуется по их отношению к солдатам. В тех училищах не выделен в отдельный курс такой предмет, как педагогика, но все обучение пронизано человеческим фактором, как мы раньше говорили...

– А о третьем условии вы сказать не успели.

– Качество личного состава. Пожалуй, самое проблематичное звено. Надо признать, что эстонская армия – это армия рабоче-крестьянская. Такой закон – поступившие в вузы получают
отсрочку. Потом после восьмимесячных сборов им присваивается звание офицеров запаса. Что, на мой взгляд, не совсем оправданно. Диплом вуза ведь не гарантирует, что человек способен
командовать хотя бы отделением, даже после подготовки... Разумеется, я не имею ничего против рабочих и крестьян, но практика показывает, что образованные ребята легче усваивают программу обучения, переносят тяготы службы. Но приходят к нам не то, что полуграмотные – это еще полбеды – приходят с судимостями, отпетые хулиганы, распространитель наркотиков как-то попался... Ничего тут не поделаешь – фильтра на КПП, отсеивающего негодный «материал», нет. Надо работать с теми, кто есть.

Армия – зеркало общества. Эстонская армия – зеркало эстонского общества. А в данном батальоне даже демографические пропорции такие же: треть личного состава – русскоязычные.
Столкновений нет, но есть обиды, мелкие стычки, недопонимание. «Сержант своих позвал в баню,  а нас нет», – один из немногих негативных примеров, который смогли привести русские парни.

– У меня тоже в жизни немало поводов было для обид, – признался комбат. – Так я вот какое противоядие придумал: работаю еще больше. Рекомендую, очень помогает. И семья моя может подтвердить. Моя жена – украинка, медсестра по профессии. Как только она поступила на работу в Кярдласкую больницу, я пришел туда и сказал девицам: «Кто заговорит с ней по-русски –
прибью, вы меня знаете». И что же? Нормально владеет языком, работает старшей операционной сестрой в хирургическом отделении. С сыном – аналогичная история. <...>

Меня, однако, другой вопрос тем сильнее занимал, чем больше ходил по территории батальона, заглядывая во все закоулки – и не находя искомого. Конечно, отрадно было узнать, что в столице
дислоцируется подразделение противовоздушной обороны, сразу стало спокойнее. В то же время не совсем ясно, каким образом они собираются защищать мирное небо над головой. Чем, главное? Ни одной завалящей зенитки не обнаружено.

– Почему же, имеются зенитные пушки, – рассеял сомнения комбат. – Новые, такие находятся на вооружении у многих стран мира.

Однако не зенитками едиными.

– Я – максималист, – объявил комбат. – Люблю быть во всем первым, люблю новое... У нас, например, смонтировано компьютеризированное стрельбище. Отстрелялся – и тут же получаешь
распечатку по всем параметрам. Жаль, час поздний, а то постреляли бы. Между прочим, наша эстонская фирма разработала.

…А час действительно поздний. Батальон давно спел гимн при спуске флага, отбой объявлен. Батальонный песик Дембель*, свернувшись калачиком в углу КПП, приготовился коротать ночь с нарядом. Мы же с комбатом, покружив по территории, заглянули в медпункт – еще по чашке кофе.

– Устал я, – сказал он, закуривая. – А ведь бросил было. На две недели хватило – с такой жизнью. Как лимон выжатый. Вырываюсь к своим на остров, сутки отхожу – и опять в эту круговерть
сумасшедшую...

К чаше кофе он так и не притронулся.

– Телефон знаешь? – вдруг спросил он. – Звони. Ближе к лету звони. На рыбалку махнем. У нас такая рыбалка на Хийумаа!

«Молодежь Эстонии» 21.01.1997