Просмотров: 1690

Роман, Ромка, Ромик

«Рахумяэ», – объявил водитель автобуса остановку, и я вышел. Путь мой короток, но иду долго, не спеша. Все думаю об этом парне.

...30 октября 1987 года. Пятница. Вечер. Самый обычный предвыходной вечер: нарядные прохожие на улицах наших городов, молодежь заполняет дискотеки, кто-то томится в очередях в бары и рестораны, кто-то усаживается дома перед телевизором... Как сказал поэт:

Следим из кресла за войной,
Из чашки кофе попиваем.
Он пулями не пробиваем,
Иллюминатор наш цветной...

...В тот же вечер, 30 октября, в горах далекой южной страны группа советских разведчиков-десантников уходила на задание. В составе группы уходил и Роман Сидоренко. Давно ли он, житель поселка Румму, бегал с друзьями на танцы, а теперь это опытный боец, побывавший не в одной переделке. Служить оставалось каких-то полгода, и, естественно, он ждал этого весеннего дня. Писал об этом домой.

«Салям алейкум! Настроение отличное – через полгода домой! По сравнению с тем, что прошло, это чепуха. Что нового в поселке? Как дела у нашей «пожирательницы» наук (сестры Светы – А.Б.)? Двоек, надеюсь, немного. Можете за меня ее чмокнуть. От моего имени пусть поздравит Эльвиру Александровну с Днем учителя. <…> Да, ма, забыл поздравить Олежку, ты уж пошли ему что-нибудь от моего имени. На этом резко закругляюсь. Ромик».

Передо мной – одна из фотографий, присланных Романом из армии. И письмишко при ней:

«Здравствуйте, ма, па и, конечно, Света! С приветом к вам четвертый член нашего маленького коллектива. На данном фото видна его физиономия, а также небольшая железка. По выражению лица и его округлости можно сделать вывод, что данный тип сыт и доволен жизнью. Ромик».

А ниже приписка, которая, возможно, заставила сжаться сердца всех троих: «Это я через 24 часа после боя». Ведь это значит, что скоро Ромик, может, уйдет в новый бой. Вот с этой «небольшой железкой» – пулеметом...

Впрочем, можно парня понять: дело движется к концу. Да и тайна давно уже раскрыта. Дело в том, что Роман обманул родственников, сообщив, что служить едет в ГДР (Германская Демократическая Республика – социалистическое государство, существовавшее с 1949-го до 1990 года – А.Б.) Несколько месяцев они думали, что именно там он и служит.

Но попасть он хотел в Афганистан. Да, сам хотел. «Понимаешь, – сказал он как-то своему другу, возвращаясь с танцев, – каждому человеку надо обязательно себя в чем-то проверить, испытать, на что способен. Почему не сделать это в Афганистане, ведь мне скоро в армию...»

И даже когда его, одного из самых толковых солдат, решили оставить в учебном полку, Роман, узнав об этом, пошел к командиру и настоял на своем.

Тем самым чрезвычайно огорчил родителей. Они не понимают такого упорства, считают глупым мальчишеством. Если бы родину пошел защищать – это понятно. А туда-то чего рваться? Возможно, поэтому Александра Михайловна, показывая мне книги, вещи сына, словно не замечала двух наград, выставленных на видном месте – медали «За отвагу» и редкого для солдата ордена Красного знамени...

Однако было бы странно, если бы Роман вел себя иначе, думал я, глядя на дверной косяк его комнаты. Точнее, на неровную колонку цифр, начертанную его рукой. Роман бегал – каждое утро, в любую погоду. На время, с секундомером. А результаты записывал – почему-то на этом косяке. Хотя занимался дзюдо. Кандидатом в мастера спорта был. Отчего же так неистово стал бегать? Оттого, что самолюбив был необычайно.

На одной из тренировок тренер устроил кросс, и Роман, хоть подзадоривал всех, сам отстал безнадежно. И вот задался целью – стать лучшим бегуном группы. <...>

Да, самолюбив. И в то же время...

...Как-то маленький Ромик несколько дней подряд приходил домой с разбитым носом. «Меня бьют», – объяснил мальчуган маме. «Почему же ты не даешь сдачи?» – «Но ведь ты сама говорила, что нельзя поднимать руку на другого человека», – ответил сын. Не всегда так легко будет «впитывать» воспитание повзрослевший Роман, но добрым человеком он останется навсегда.

Мог перешагнуть через нормы ребячьих взаимоотношений: например, единственным в классе решив трудную задачу, не дать никому списать. <…> Но он же оказался почти единственным, кто принял такое большое участие в судьбе новичка – трудного подростка Гриши, сына чрезмерно выпивающих родителей. Как уговаривал его, а затем тренеров принять парня в секцию, надеясь с помощью спорта помочь ему...

Вообще, доброта его была какая-то безоглядная, порой вроде бы и излишняя, но всегда – искренняя. Готов был выполнить даже незаконную просьбу бывшего школьного приятеля, и поныне отбывающего срок наказания. И в армии, как скажет его однополчанин, чересчур либеральничал с нарушителями дисциплины. И там же, на службе, Роман в любую секунду готов был закрыть собой товарища от смертоносного свинца...

Так что есть, наверное, основания предположить, что в эту группу разведчиков Роман напросился. Либо ему настоятельно предложили, зная о его надежности.

Хотя идти был не должен. Год Сидоренко прослужил в пустыне, и сюда, в горный Шахджой, прибыл только что. И сразу – выход. А это, как мне объяснили знающие люди, не положено. Правда, могло случиться и так, что в тот момент просто не хватало людей.

Как бы то ни было, 30 октября, вечером, младший сержант Сидоренко шел на задание. Вел группу старший лейтенант Олег Онищук. Их было 16 человек, меньше, чем полагается.

Вскоре на шоссе были обнаружены три душманские машины с оружием. «Огонь!» – скомандовал Онищук, и одна из машин была подбита. А две другие стали уходить. Ах, как нужен был в этот момент боец с оружием дальнего поражения, но он в составе группы отсутствовал. Тем не менее, Онищук доложил в часть, что задание выполнено, утром, мол, только заберем оружие с подбитой машины...

Должен оговориться. Мне не доводилось и близко быть к Афганистану, и, конечно, я не судья ни Олегу Онищуку, ни кому другому из «афганцев». И рассказываю об этом трагическом выходе со слов тех, кто видел его последствия, занимался расследованием. Но я преклоняюсь перед мужеством этого человека, совершившего на следующий день подвиг, за который был удостоен посмертно звания Героя Советского Союза.

Итак, доложив в часть о выполнении задания и вызвав на 6 утра вертолеты (чтобы они забрали трофеи), группа устроилась на ночлег на склоне горы.

Утром, в назначенное время, вертолетов еще не было. Но решив, видимо, что они прибудут с минуту на минуту, командир повел группу вниз, к подбитой машине. На склоне горы оставил лишь радиста, переводчика и двух автоматчиков. Вниз пошли двенадцать...

Я сижу в Ленинском райвоенкомате. Передо мной – старший лейтенант воздушно-десантных войск Геннадий Должиков.

– Роман, Роман... – сжал он кулаки и опустил голову, когда я сказал, о ком и о чем хотел бы поговорить. – Ромка... Мы рядом с ним спали в пустыне. Рядом были в боях...

Должиков – земляк Романа, тоже из Румму, и в течение года – непосредственный командир. Прослышав, что в батальоне оказался Сидоренко, он ходатайствовал перед командиром, чтобы Романа направили в его подразделение.

– Зачем же мне тратить время на проверку незнакомого новичка, когда есть солдат, которого я знаю прекрасно, могу во всем на него положиться. Знаю давно, в частности, и по занятиям спортом, я ведь тоже дзюдо занимался. <…>

Именно потому, что Должиков хорошо знал своего земляка, он сразу же определил новоиспеченного младшего сержанта на самую тяжелую рядовую должность – пулеметчика: это оружие доверяют только самым сильным и выносливым.

– Пулемет весит 10,6 кг, – рассказывает Геннадий. – Тысяча патронов – 39 кг. Итого, только вооружение – около 50. Плюс продовольствие, вода, спальный мешок. Плюс пустыня, жара... Вот почему пулеметчикам всегда по возможности давали послабления. Но Ромка – удивительный человек. Ему – хоть бы что, всегда впереди. Все отдыхают, а он носится, интересуется: почему так да зачем это? Всегда был веселый и бодрый. Я-то замечал, что улыбался он порой через силу, но ведь улыбался!

– Вспоминаю такой эпизод, – продолжает Геннадий. – Меня в том выходе не было, но старший группы, докладывая о выполнении задания, охарактеризовал действия Сидоренко как «безрассудно смелые»: вокруг пули свистят, а он встал и давай строчить из своего пулемета! Понимаю, что так ему было удобнее, но... А, да что там говорить, Ромка есть Ромка...

...Ранним субботним утром 31 октября Роман и одиннадцать его товарищей спускались в лощину, не зная, что идут навстречу своей гибели.

– Эх, Онищук, Онищук, – горестно качает головой Должиков. – Как же так можно?! Пойти без разведки, без подготовки... Разведчики ведь, сами сколько засад устраивали – и так попасться!

Шквал огня обрушился на разведчиков, едва они спустились в лощину. Роман, шедший, как обычно, впереди, убит был, по всей вероятности, сразу. Такую же быструю смерть приняли и почти все остальные. Дольше других продержались Онищук и два солдата. Раненые, они какое-то время вели огонь. Когда кольцо душманов стало сжиматься вокруг командира, вот-вот, как они полагали, он должен быть пленен, раздался взрыв, перечеркнувший не только замысел душманов, но и жизни многих из них.

Весть о гибели Романа Сидоренко потрясла весь Румму. Не было еще в его истории дня, чтобы все жители поселка, все до единого, собрались вместе. Они собрались, чтобы проводить своего Романа, Ромку, Ромика.

Вот он передо мной, этот парень, который так и останется навсегда двадцатилетним. Форменный берет, треугольник тельняшки... Десантник. Вечно будет смотреть на нас с мраморной плиты. Внизу всего три слова: «Погиб в Афганистане».

Кто-то может заметить, что хоть и воевал он доблестно, но подвига, если судить строго, не совершал. Спорить не стану. Я, как мог, рассказал о Романе, и пусть каждый решает сам. Да и не об этом же речь. Речь – о нашем современнике, кометой пронесшимся из вечности в вечность.

 

«Молодежь Эстонии», 27.10.1988