Пришел негражданин в неконcульcтво

К 72-й годовщине бывшего СССР. Некоторые итоги распада страны

Визит рядового негражданина в обычное неконсульство лишь на первый взгляд ничем не примечателен. На взгляд же обобщающий, если угодно, философский, он примечателен даже очень. В этом посещении, длившемся всего-то минут пять, как в капле воды, отразились глобальные процессы, происходящие в обществе.

Разумеется, отразились они и в других каплях, совокупная тяжесть которых и склонила меня над листом бумаги.

…Начало лета, середина четверга. А поезд уходит в субботу. И поэтому я пытаюсь дозвониться в белорусское диппредставительство в Таллинне, озадаченный только что обнародованной информацией о том, что для посещения Белоруссии необходимо получить визу. Я хотел уточнить, требуется ли ее иметь транзитному путешественнику. Наконец, очередная попытка увенчалась успехом.
– Простите, если мне предстоит пересечь Белоруссию с севера на юг, следует ли приобретать визу? – промурлыкал я, демонстрирую абсолютную лояльность* к чудесной республике.
– Может, вы еще спросите – с запада на восток? – язвительно поинтересовался мужской голос.
– Извините, но мне предстоит ехать именно с севера на юг.
На том конце провода тяжко вздохнули. Это повергло меня в некоторую растерянность. Если б мне предстояло пересечь Белоруссию с запада на восток, я бы так и спросил. Но ведь мой поезд действительно будет двигаться с севера на юг. Что же его так раздражило? Пришлось напрячь извилину, ту ее часть, которая отвечает за географические познания. Через мгновение хлопнул себя по лбу. Ну конечно! Ведь на севере, в отличие от юга, Белоруссия граничит не с одним, а с тремя государствами – Литвой, Латвией и Россией.
Очевидно, от меня ждали уточнений, из какого именно буду следовать. Очевидно, у них там какие-то дипломатические тонкости в отношениях с этими соседними странами.
– Следовать буду из Латвии на Украину, – четко доложил я.
– Разумеется, надо брать визу! Сумасшедший день какой-то! Задолбали! – и на том конце бросили трубку.
Робко опустил и я свою, подумав, что мой собеседник предпочел бы, вероятно, в финале тирады употребить несколько другой глагол, но лишь вспомнив о своем дипломатическом статусе,  воздержался от этого. Получив исчерпывающую информацию, я еще раз нервно взглянул на календарь: четверг! Середина дня! А поезд уходит в субботу.
И я устремился в сторону Ласнамяэ, по пути благодаря судьбу за то, что попалась-таки мне на глаза газета с важной информацией насчет виз. Хорошо, что попалась... Хорошо.... «А если б не попалась?!» – вздрогнул я. И мой лоб покрылся холодной испариной. После чего я невольно прибавил шагу.
Пометавшись по ласнамяэским просторам, обнаружил наконец искомый дом. Среди прочих его выделял воткнутый возле подъезда белорусский флаг, по случаю почти полного безветрия развевавшийся не очень гордо. Взлетев на первый этаж, ткнулся в дверь, за которой, по идее, должен принимать консул. Должен, но...
Время приема истекло пятнадцать минут назад. Ну что ж, завтра еще не... Поздно, поздно! «В пятницу прием посетителей производиться не будет», – издевательски гласила прилепленная к стене записка. А поезд – в субботу. Дергая все-таки дверную ручку в надежде неизвестно на что, я бросил взгляд на соседнюю дверь. К ней были прикреплена бумажка, на которой от руки
написано: «Здесь не консульство».
Дверь этой структуры поддалась легко. Пошел на звук, на запах... Хлопотавшая на кухне ядреная белоруска, сама, к сожалению, ничего не решавшая, направила меня к некоему сотруднику представительства, восседавшему за столом в глубине одной из комнат. С мрачным видом он изучал разложенные перед ним бумаги.
– Видите ли, сегодня не поспел, завтра прием не производится, а послезавтра...
– Вы видели, что на двери написано? – прервал он меня.
– Да, видел, неконсульство... Но уже послезавтра...
– А раз видели, то в чем дело? – и представитель
белорусского дипкорпуса, еще больше помрачнев, вновь углубился в бумаги.
Если бы он поднял свою наполненную государственными думами голову, то увидел бы в моих глазах укоризну. Ведь я ему почти земляк. Целых четыре года некогда прожил в столице Белоруссии... Но головы он не поднял, укоризны не увидел, и я с тяжелым сердцем покинул неконсульство.
И все же поехал. Без визы! Понимал, конечно, что это вызов всей белорусской общественности, но что же делать, если обстоятельства оказались сильнее.

Впрочем, до Белоруссии предстояло пересечь ряд государств. Первым из них была Латвия. Я прибыл в ее столицу Ригу утром, чтобы вечером сесть в поезд, следующий в южном направлении. Через Белоруссию. Однако и Латвия чрезвычайно суверенна, как довелось убедиться возле камеры хранения, куда вознамерился сдать багаж.
– Стоимость содержимого? – резко спросил работник камеры, кивнув на водруженную мною в проем окна сумку.
– Не знаю, лата два, может, – неуверенно предположил я, не понимая смысла вопроса.
Оказывается, у них тут правило: за хранение взимается сумма, равная 10 процентам стоимости багажа. Поскольку такого нигде не встречал, занудливо спросил, где про это написано.
– Там написано, – махнул рукой налево кладовщик, посмотрев при этом с отсутствующим видом почему-то в противоположную сторону.
Я уставился в правила, но, как ни пялился, ни слова не понял из текста на местном госязыке. В чем честно и признался кладовщику.
– Вы прибыли на территорию суверенной Латвийской Республики, – вдруг зычно объявил он, окидывая меня из своего окна сверху вниз надменным взглядом.
Укоризны на моем челе он и не думал замечать. Не говоря уже об излучаемой одновременно лояльности к Латвийской Республике в целом. Ведь мы же ближайшие соседи, почти земляки
Вы прибыли на территорию... Ну так что ж, спросил я, что прибыл?
– Обращайтесь в ЦГЯ, – процедил кладовщик. – Центр государственного языка. – И еще раз медленно повторил по слогам, энергично артикулируя губами: – Цэ-гэ-я.
Может, и обратился бы, если б не воскресенье. И сказал бы, что если они считают свой главный вокзал международным (а по идее, должны считать), то неплохо бы соответственно оформить наглядную информацию. Если не устраивает тот язык, на котором упорно продолжает общаться большинство посетителей вокзала, то можно использовать какой-либо иной, но хоть чуточку
более распространенный в мире, чем латышский.

А колеса – тук-тук, тук-тук. А сердце – бух-бух, бухбух. Все громче, все тревожнее по мере приближения белорусской границы. Давно уже достал из висящей на крючке широкой штанины свой краснокожий бесценный груз. Достал и нервно теребил в руках. Лязг-лязг – встали. Зловещая повисла тишина. Не выдержав напряжения, вышел из купе в проход. Кое-где безмятежно переговаривались пассажиры. У них-то, поди, все в порядке с документами. Скорее бы уж!
Вдруг, смотрю, по проходу кто-то приближается так стремительно, что я едва успел отпрянуть к стене, пропуская человека. Кажется, он был в пограничном мундире.
Еще немного томительного ожидания и... ту-ту-у! Поехали! И это все?!
Мысленно послав привет моему доброму другу из белорусского неконсульства, я улегся спать со своей негражданской совестью. Не предполагая, что главное испытание предстоит еще впереди. Причем там, где оно ожидалось меньше всего – на той стороне белорусскоукраинской границы.

…Вначале я легкомысленно подумал, что главным признаком пограничного прапорщика являются усы. Но я ошибся. Усы в лучшем случае на третьем месте. Более же существенными его отличительными свойствами являются любовь к суверенному украинскому отечеству и решимость не допустить в его пределы чуждых элементов. К каковым он меня и причислил, судя по тому,
как цепко впился в удостоверяющий мою личность документ. Даже на эстонско-российской границе его не исследовали с таким тщанием на предмет какого-либо изъяна, как на белорусско-украинской. Кто бы мог подумать!
Позже я начал догадываться, в чем тут дело. Очевидно, в соответствии с украинской внешнеполитической концепцией, всецело одобряемой прапорщиком, Эстония считается не ближним зарубежьем, а зарубежьем, как минимум, средней дальности. Отсюда и повышенная бдительность.
– Где проживаете? – строго спросил страж украинских рубежей.
– Так там написано, – ответил я с улыбочкой, довольно развязно развалившись на лавке: в этот момент я еще не верил в серьезность происходящего. Настроение было приподнятым: все-таки последняя, четвертая граница, соответственно, последняя, восьмая остановка.
– Попрошу отвечать на вопросы! – последовала команда, заставившая меня невольно выпрямиться.
Пришлось ответить. Прапорщик снова стал яростно листать мой паспорт. Если бы он в этот момент поднял отягощенную фуражкой голову, то увидел бы в моих глазах укоризну. Я ведь ему почти что земляк: целых два года некогда прожил на Украине (причем в западных областях) исполняя почетную обязанность в качестве рядового.
– Почему не являетесь гражданином? – пограничник вскинул на меня пристальный взгляд.
Разумеется, к этому моменту укоризну со своего лица я уже изгнал, и только слепой мог не увидеть лоснящуюся на нем лояльность к Украине. Слепой да вот этот прапорщик... Почему не являюсь? Потому-то, говорю, и потому. Он снова уткнулся в паспорт.
– Но проживаете в Эстонии, – сказал он теперь утвердительно, но я на всякий случай поспешил поддакнуть.
– Почему же тогда не являетесь гражданином?
Потому-то. Но проживаете в Эстонии? Да. А почему...
А потому... Но проживаете... Да. Так почему... По кочану!
В какой-то момент я понял, что если он еще раз спросит, где проживаю и почему не являюсь, то схвачу вещи и добровольно кинусь из вагона прочь. Но прапорщик больше не спросил. Он спросил другое:
– Хорошо, но почему в таком случае у вас нет азимы?
Я похолодел. Азима, азима... Это что за чертовщина? Видимо, было что-то в газетах, но мне не попалось. Попалось про белорусскую визу, а лучше бы наоборот.
– Простите, не расслышал, чего у меня нет? – спросил я, хотя и понимал, что этим вопросом лишь на минуту-другую оттяну следующую команду: «С вещами на выход!»
– Азимы, азимы! – потряс прапорщик моим бедным паспортом. – У вас отсутствует азима!
Видно, нужно уже собираться. Кто бы мог подумать...
– Извините, а где ее нужно брать? Ну, эту... как вы там сказали, – промолвил я упавшим голосом: хоть на будущее знать.
– В Министерстве иностранных дел, разумеется. Перед поездкой вы обязаны были туда пойти и все оформить.
...И все же наш служивый оказался незлобивым малым.
– А! – вдруг рубанул он рукой воздух. – Половина знают, половина не знают! Никакого порядка!
И вернул мне лишенный азимы паспорт. И, сжалившись, впустил в пределы своего украинского отечества.

...А колеса – ту-тук, тук-тук. А сердце – так-так... Все радостнее стучит. Завершались летние железнодорожные путешествия. Завершались привычным маршрутом – через Нарву. Лязг-лязг – встали. И вот уже молодой эстонский пограничник внимательно изучает первую страницу моего паспорта. Изучает долго. Наконец, окинув меня подозрительным взглядом, удаляется вместе с документом. Наверное, доложить начальству об обнаруженном изъяне.
Если бы он, удаляясь, обернулся, то увидел бы в моих глазах укоризну. Разве не земляк я ему? И притом беспредельно лояльный. И к нему, и к товарищам его по службе, и ко всем проживающим в Эстонской Республике людям, кто, конечно, лояльного отношения заслуживает. И к лесам ее, и к валунам, к болотам и полям, к заводам и к хуторам. К ее небу...
Пограничник вернулся минут через десять и впустил в пределы своего и моего отечества. Повезло. Почему-то иногда должно повезти, чтобы вернуться домой. Хотя, я слышал, везет не всем. Как выезжающим, так и въезжающим.

Угрюмый работник неконсульства, надменный вокзальный кладовщик, сверхбдительные погранцы... Может, это всего лишь стечение обстоятельств, не заслуживающих серьезного внимания? Тем более, что к особо тяжким последствиям они не привели, лишь слегка потрепали нервишки. Но многие люди могли бы поведать о своих обстоятельствах, порожденных событиями 1991 года, и притом куда более драматических. А то и трагических.
Чему быть, того не миновать. Ни 1922 года, ни 1940-го, ни 1991-го... Другое непонятно: почему вчера все были вроде бы свои, а сегодня, стоило отделиться друг от друга, тебя уже считают если не лютым врагом, то чуждым элементом для разных новоявленных стран, а в первую очередь – в собственной?
И почудилось накануне 72-й годовщины образования СССР, что все непросто. Что идут глобальные процессы. Скажем, обосновавшиеся в наших жилых домах неконсульства небратских республик – лишь деталь на рыхлом теле некоей территории с названием НеСССР, обретшей знакомые со школьной скамьи контуры. Тысячи неграждан – лишь часть зарождающейся новой общности людей – несоветского народа. Признаки ее уже налицо.
Более того, они обнаружены на лице целого ряда соотечественников.

«Молодежь Эстонии», 29.12.1994