Просмотров: 376

Блокада и любовь

И во время ленинградской блокады было место любви. Об этом свидетельствует дневник, который вела в те дни юная санитарка госпиталя, а ныне жительница Таллинна Нина Сергеевна Зацепилина.

В первые дни войны Нина, тогда еще Емельянова, работавшая после техникума счетоводом на 16-м хлебозаводе, вместе с подругами потребовала направить их добровольцами на фронт. Их записали в сандружину и отправили обслуживать жителей города, копавших окопы в пригородах. Здесь Нина впервые увидела врага вблизи. Низко пролетавшие самолеты с черными крестами обстреливали из пулеметов работавших людей.

«Мы и тогда с подругами это обсуждали, и до сих пор меня вот что поражает, – признается Нина Сергеевна. – Почему немцы не смогли войти в Ленинград? Ведь они были уже на пороге, буквально у ворот Кировского завода! Конечно, город не пустовал, люди работали, воевали, но все равно – ведь немцы были так близко... Но не смогли. Потом хотели задушить город блокадой – и тоже ничего у них не вышло. Хотя горя принесли столько, что не описать...»

Приказ хирурга Коровина

В армию Нина все же была призвана – 28 сентября 1941 года. Ее направили санитаркой в госпиталь. Она ухаживала за ранеными, помогала врачам, ездила за город на заготовку дров, работала в подсобном хозяйстве.

Первое боевое крещение как санитарка, считает Нина Сергеевна, она получила в тот день, когда хирург Коровин велел помочь ему в операционной: крепко держать за носок на весу ногу раненого бойца, когда ее будут ампутировать. «Когда он начал отпиливать у самого бедра ногу молодого парня, мне стало дурно, я чуть в обморок не упала, – рассказывает Нина Сергеевна. – Но вроде справилась. Коровин приказал отнести отпиленную ногу в подвал, в котельную, чтобы сожгли. Я завернула ее в марлю и отнесла. Истопники спрашивают – мол, что принесла? Ногу, говорю, в печь велели бросить. Мясо, значит, отвечают они, это хорошо! Вот такие были шуточки. А может, и не шутки...»

Тем, кто служил в госпитале, говорит Нина Сергеевна, было, конечно, не сытно, но гражданскому населению приходилось гораздо тяжелее. «Я всегда старалась оставить хоть немножко от своего хлебного пайка, чтобы отдать брату, который приходил ко мне», – вспоминает она.

В августе 1942 года ее перевели в третий для нее госпиталь – Таллиннский военно-морской, эвакуированный из столицы Эстонии и располагавшийся в здании Геологического института на Васильевском острове.

Раненые поступали непрерывно, особенно много, когда началось решающее наступление советских войск. «Обе наши машины беспрерывно ездили на передовую и возвращались, забитые ранеными, – вспоминает Нина Сергеевна. – Особенно один запомнился. Весь искалеченный, а сам нас жалеет из-за того, что такие тяжести должны таскать. Нам, девчонкам, действительно тяжело было поднимать раненых на носилках по крутой лестнице».

Ей запомнилось, как ликовал город, когда пришло известие об окончательном прорыве блокады. Но, как и для миллионов ленинградцев, для Нины эта радость была со слезами на глазах: не дожили до этого дня два ее младших брата – умерли от голода, когда им было 7 и 10 лет. Отец погиб в 1943-м. «Он работал на военном заводе и поэтому призыву в армию не подлежал, но все же настоял, чтобы его записали в ополчение – и погиб в бою на Карельском перешейке», – рассказывает Нина Сергеевна.

Прощай, любимый город...

С Таллиннским военно-морским госпиталем она так и не рассталась: в октябре 1944 года вместе с ним отправилась в столицу Эстонии. Но была уверена тогда, хотя и пела в пути вместе с товарищами по госпиталю песню «Прощай, любимый город», что скоро вернется в Ленинград.

Однако случилось так, что уехала навсегда и в госпитале этом работала до пенсии, правда, уже вернувшись к довоенной специальности финансиста.

В госпитале был свой самодеятельный театр, в котором Нина в свое время блистала, выступая на разных площадках города. В альбоме блокадницы есть фотография, где она изображена в форме военного летчика. Снимок был сделан во время спектакля «За вторым фронтом».

Удалась ей, считает Нина Сергеевна, и другая большая роль – хозяйки постоялого двора в спектакле «На бойком месте» по пьесе Островского. Публике также нравилась санитарка Христина Архиповна из «Платона Кречета» по пьесе Корнейчука, особенно хорошо принимали монолог.

Первый муж Нины умер от неизлечимой болезни в 25 лет за несколько месяцев до рождения близнецов – сына и дочки. Поднимала детей одна. Тогда уже стало не до театра.

Когда дети подросли, вышла замуж вторично. Однажды в финчасть госпиталя пришел эстонец, чтобы оформить документы по поводу каких-то работ, выполненных его организацией. И влюбился в симпатичную финансистку. Этот муж Нины Сергеевны теперь тоже уже покойный. Звали его Вольдемар Ленк – это дядя нынешних депутатов парламента Хеймара Ленка и Марики Туус, которых Нина Сергеевна знала еще совсем юными.

Сейчас у нее уже четверо внуков и пятеро правнуков. Встречи с ними – самая большая радость в жизни. Некоторые, правда, далеко живут. Например, внук Роман Мартыненко, в 1990-е годы несколько раз становившийся чемпионом Эстонии по фигурному катанию и представлявший страну на международных соревнованиях, обосновался с семьей в Норвегии, где работает тренером.

Еще одна отдушина для 90-летней Нины Сергеевны – встречи в литературном объединении, на которые она ездит два раза в месяц , на другой конец города. Нина Сергеевна пишет стихи.

Конечно, есть у нее произведения о ленинградской блокаде. Но больше она пишет о любви. Любовную лирику можно найти и в дневнике, который она вела во время войны.

Из дневника Нины Емельяновой

Свой дневник в толстой тетради в линейку 16-летняя Нина начала вести еще в мирное время. Первая запись сделана 14 февраля 1940 года: «Самым первым моим знакомым, возбудившим во мне кровь, был Владимир Демушкин. Его я встретила летом 1939 года (...) Когда он зажал мою руку в своей, у меня по телу будто прошла электрическая искра».

Подобные переживания девушка записывала в течение года и четырех месяцев. Потом появились другие записи.

22 июня 1941 г.: «Выходной день. Но сердце болит: началась война. Проклятые немцы, что им еще нужно?! Мое сердце горит ненавистью к проклятому врагу. Все планы мои разрушились. Думала, что очень хорошо проведу лето (...) Поступила в Общество Красного Креста, чтобы отправили на фронт. О новых знакомствах, о кино, о танцах и думать не приходится. Все должно быть забыто. А когда кончится война, и победа, конечно, будет за нами, то мы свое возьмем. А сейчас – все для фронта…»

28 сентября меня мобилизовали, надели шинель. С 30 сентября я работаю в госпитале (...) За эти 5 месяцев у меня не было ни одного хорошего знакомого. Нельзя сказать, что совсем не было. Были, но это всё не то, что было 5 месяцев назад (...) На сегодняшний день у меня есть знакомый Ваня Прилучный, но время проводить с ним некогда. Ну, ничего, все еще впереди, и все, что надо взять от жизни, я возьму…»

22 ноября 1941 г.: «Вот уже 5 месяцев, как идет война».

28 ноября 1941 г.: «Погода холодная. На душе тоже холодно. Ваню Прилучного перевели в другой г-ль. За всё время его пребывания в г-ле он мне не очень нравился (...) Но теперь, когда его перевели, я заметила, что у меня к нему есть какое-то чувство...»
 

16 декабря 1941 г.: «Погода теплая. Я получила увольнительную и ходила домой. Идти пришлось всю дорогу пешком. Пришла домой, но никого не застала. Думала, увижу всех родных – и сердце успокоится. Но родных не увидела и только расстроилась. Пришла обратно в г-ль и в 19.00 заступила работать на ночь…»

17 декабря 1941 г.: «Сегодня я выходная. И вот вечером я решила записать в дневник все, что происходило у меня за это время. Начну с Прилучного (...) Не буду писать о своих чувствах к нему, потому что о них уже писала. Но мне не совсем ясно, как он относится ко мне (...) Сегодня я была у него. Он сказал, что я долго не была и пришла поздно, хотя время было 4 часа. Это доказывает, что ему дорога каждая минута, проведенная со мной. Кроме того, с 27 ноября по 17 декабря я получила от него 10 писем, и в одном из них он открыто признается в любви. Да и в других намекает (...) Когда я уходила, а это было уже в половине седьмого, он попросил разрешения поцеловать. Я, конечно, отказала. Тогда он сказал, что я не уважаю его и на сердце у меня совсем другое. Чтобы доказать, что это неправда, пришлось разрешить. Придя в кубрик, я задумалась над его словами: где бы я ни была, он везде меня найдет. Вот и все, что я могу о нем написать. Могу еще добавить, что он мне нравится, и я его люблю...»

5 мая 1942 г.: «О Боже! Кто бы знал, что со мной делается. Жизнь так однообразна. И сегодня, придя в кубрик, я весь вечер проплакала (...) Мне сегодня исполнилось 19 лет. Молодость! Как много радости в этом слове! Моя же молодость проходит в дни борьбы с проклятым врагом. Пусть помнит враг, что наши молодые сердца полны ненависти к нему. Везде и всюду мы будем мстить за страдания наших родных, за погибших. Смерть фашистским гадам!..»

6 августа 1942 г.: «Г-ль, в котором я проработала 11 м-цев, расформировывается. Нас отправляют в другой. Лучше бы отправили на фронт, но, наверное, не отправят…»

15 августа 1942 г.: «Третий день, как я в подсобном хозяйстве в Химаколово. Сегодня работали на уборке гороха. С охотки так его наелись, что получилось расстройство желудка (...) После обеда опять та же работа. Как надоедает однообразная эта работа! В противоположной стороне была горка, а на горке кустики. Вот мы втроем – я, Таня и Валя решили пойти в эти кустики. Но на нас сделали донесение Ивану Иванычу, и он посадил нас в кузницу, где мы просидели до ужина. Хорошо, что на ночь там не оставили…»

19 августа 1942 г.: «Уехали в лес, т.е. ушли. По дороге мы с Валей отстали от других, и так как дороги не знали, то проплутали долгое время (...) Разместились в землянке. Да, ко всему надо привыкать. Итак, завтра будем пилить…»

22 октября 1942 г.: «Отправили в г-ль. Хорошо – после лесозаготовок это будет отдых…»

7 ноября 1942 г.: «В этом году я провела этот день почти так же, как и все будние дни. Только с той разницей, что нам дали по 100 гр. Выпив, я развеселилась, и мы танцевали весь вечер под патефон…»

28 декабря 1942 г.: «...Что ни день, то что-нибудь да начудишь. Вчера, например, нас послали на Охту за дровами и выдали на 2 дня сухой паек. Мы же съели его за 1 день и сегодня сидим и поем «лазаря». Так вот и проходят дни и годы...»

2 января 1943 г.: «На сердце легко, как-то радостно. Сегодня я дневальная по роте. Вчера был вечер, провела хорошо. По сравнению с прошлым годом 1943-й год я встретила очень хорошо…»

10 января 1943 г.: «Сегодня я получила письмо от сестры Вани Прилучного из Архангельской области. Она пишет, что Вани нет в живых. Я была поражена. Мне и в голову не приходило, что это может случиться. Ведь он был для меня самый близкий друг, а главное, он любил меня. И, как пишет его сестра, он, будучи в тяжелом состоянии, все же вспоминал, что где-то есть девушка, которую он любит. Умирая, он сказал, чтобы сестра сообщила мне о его смерти (...)

Я его горячо полюбила,
Близким другом он был для меня.
В дни суровой блокады то было,
Потушить не могла я огня…»

11 февраля 1945 г.: «...Да, тяжелое время пережито. События на сегодняшний день наполняют радостью наши сердца. Красная Армия освобождает все новые города и населенные пункты от заклятого врага. Не далек тот день, когда вся наша страна и весь наш народ будут праздновать окончательный разгром немецких оккупантов. Сбываются слова т. Сталина, что настанет и на нашей улице праздник. Этот праздник уже настал. Слава красным воинам, громящим ненавистного врага!..»

22 февраля 1943 г.: «Завтра день XXV-летия Рабоче-Крестьянской Красной Армии и Военно-Морского Флота. В этом году день РККА и ВМФ мы отмечаем блестящими победами на фронте. Наши войска продвигаются вперед, освобождая все новые и новые города. Войдут в историю такие даты, как 18 января 1943 года, когда было прорвано кольцо блокады Ленинграда, находившегося 17 месяцев в окружении немецких войск. Провалились планы немецкого командования захватить Ленинград. Он был, есть и будет советским городом. Не видать врагу улиц Ленинграда, как своих ушей. Слава воинам Красной Армии и Флота! Слава вождю и полководцу т. Сталину! В 8 часов у нас начался вечер. Сначала были танцы, потом концерт. А в 22.00 я заступила дневальной по роте…»

23 февраля 1943 г.: «...Скоро ли всё вернется? Даже не верится, кажется, что всё это мечта, сон... Но нет, на самом деле победа близка, и всё вернется обратно. А суровые дни блокады Ленинграда будут только воспоминаниями. Воспоминаниями о том, что не забывается…»

«День за Днём», 7.02.2014